Что делает письменные практики развивающи-

ми и терапевти-

ческими: психологические аспекты

Чтобы грамотно подбирать письменные практики в помощь себе, а тем более — другим, важно понимать, как именно они работают, что именно делает их развивающими и терапевтическими
 

Осознанность — это открытость и внимательность к впечатлениям и переживаниям, заинтересованная и не осуждающая, не дающая оценок, но позволяющая сохранять гибкую устойчивость в постоянно меняющемся мире. Осознанность — один из важнейших “общих факторов” психологического благополучия и основа для любого намеренного развития. Распознавание отдельных переживаний и обозначение их — это практики, способствующие развитию осознанности. В письменных практиках мы во многом делаем именно это. Показано, что систематические письменные практики без самоцензуры, но с добрым отношением к себе (см. Pennebaker & Smyth, 2016) способствуют развитию осознанности как личностной черты, проявляющейся в самых разных ситуациях и контекстах. 

Сколько бы ни было людям лет и в какой ситуации бы он ни находились, они всегда продолжают учиться, а именно:

• анализировать условия стоящих перед ними задач,
• определять, какие условия являются значимыми,
• выявлять критерии возможного  хорошего решения задачи,
• тестировать варианты и оценивать эффекты и последствия,
• корректировать дальнейший курс действий.

Все это реализуется за счет задавания вопросов, сбора и анализа информации, построения моделей. Чем старше мы становимся, тем реже задачи нам ставит кто-то извне (и помогает проходить все этапы поиска их решения); подавляющее большинство учебных задач мы себе ставим сами, в диалоге с собой, который может быть опосредствован письменным словом. Даже если мы подходим к письменным практикам, не осознавая, что мы пытаемся использовать их для решения задач развития и научения, рано или поздно это становится нам очевидно, — что повышает и эффективность письменных практик, и эффективность учения. 

еще один очень важный “общий фактор” психологического благополучия.

Ощущение себя беспомощной жертвой обстоятельств, узником ситуации, на которую бессмысленно пытаться повлиять, — одно из худших человеческих переживаний. Ситуации и обстоятельства воспринимаются нами как “плохие”, “неблагоприятные” в той степени, в какой они ограничивают нашу агентность. Соответственно, восстановление агентности, авторской позиции — крайне важный шаг в преодолении любых жизненных сложностей. В определенном смысле, письменные практики — наиболее прямой и краткий путь к восстановлению авторства: выражая собственные переживания или записывая впечатления, фантазии и идеи, мы создаем текст, а, создавая текст, осознаем себя как его авторов.

Но, конечно, авторство жизни этим не исчерпывается. Когда мы смотрим на свой текст, мы тем самым отстраняемся от него, занимаем по отношению к нему и тому, что в нем выражено, рефлексивную позицию, которая позволяет нам выработать отношение к происходящему, тем самым укрепляя нашу способность совершать выбор. Способность совершать выбор — один из ключевых аспектов агентности.

Когда мы пишем о своей жизни, мы не только лучше узнаем себя как героя истории и более осознанно проживаем свою авторскую позицию.

Когда мы читаем свой текст, мы становимся свидетелями нашей собственной истории и нашего собственного опыта.

Когда мы читаем книгу, которая нам нравится, мы болеем за героя, даже когда он делает глупости, совершает ошибки и действует вразрез с собственными ценностями. Мы сопереживаем ему, сочувствуем и желаем, чтобы у него в итоге все было хорошо, чтобы он смог преодолеть испытания, которые выпали на его долю, и в результате стать лучше — мудрее, добрее, увереннее и пр. Когда мы пишем о своей жизни, мы делаем это и для того, чтобы научиться так же болеть за самих себя. 

Русский психолог Л.С.Выготский писал, что все, что существует интрапсихически, было когда-то интерпсихическим, существовавшим в межличностном общении и взаимодействии. Выготский показал, что мышление как внутренняя речь выполняет, в частности, функции саморегуляции и существует обычно в “свернутом” виде. Однако когда ситуация так или иначе усложняется, внутренняя речь снова становится внешней. Мы можем попросить ребенка, испытывающего трудности с решением уже знакомой учебной задачи, проговорить вслух порядок действий. Нам самим, взрослым людям, очень знакома ситуация, когда, устав или находясь в стрессе, мы говорим себе: “Так, мать, зачем ты сюда пришла? А, точно, вынуть белье из стиральной машины” и т.п. 

Однако у нашей внутренней речи, усвоенной когда-то из внешних ситуаций, на которые мы мало могли повлиять, может быть очень специфический тон (обесценивающий, презрительный и пр.). Ничему особенно хорошему для нас это обычно не способствует. Но когда внутренняя речь свернута, мы не обращаем внимания на ее тон и не отслеживаем, как это воздействует на нас. Чтобы “отредактировать”, трансформировать паттерны свернутой внутренней речи, нужно сделать ее максимально развернутой и внешней. Лучше всего для этого подходят письменные практики, потому что они оставляют след, запечатлевают выражения, и мы можем после вернуться к ним, как к отражающей поверхности, и понять, что нас в этой речи-для-себя устраивает, а что нет, и постепенно сформировать у себя привычку разговаривать с собой в иных выражениях и с другой интонацией. 
 

В жизни мы то и дело сталкиваемся с ситуациями серьезных изменений: возникают новые обстоятельства, которые требуют от нас, чтобы мы “стали другими”, оставили позади прежние “зачем” и “как” и нашли новые смыслы и способы действовать. Иногда это связано с изменениями нашего тела (например, с беременностью, рождением ребенка, болезнью или менопаузой (и андропаузой, если уж на то пошло)), иногда — с изменением состава семьи, с переездом, потерей или сменой работы. Эти изменения требуют реорганизации существенной части нашего жизненного устройства, и они занимают время.

Между окончанием “предыдущей главы” и началом “новой главы” есть время “между мирами”, так называемая “лиминальность”. Это время хаоса, фаза “куколки”, время пересмотра прежнего опыта, идей и убеждений, когда мы пытаемся настроиться на движение нашего внутреннего процесса, на то, что нас подталкивает изнутри и притягивает снаружи. Это время, когда прежние способы саморегуляции оказываются недостаточными, их тоже приходится пересматривать и создавать новые. Этот период “между мирами” может быть мучительным, и письменные практики здесь выступают как своего рода “буйки”, которые мы устанавливаем на своем пути, чтобы потом, обернувшись, увидеть, в какой узор они складываются. 

В принятии решений люди руководствуются так называемыми интенциональными категориями идентичности — ценностями, мечтаниями, жизненными принципами, добровольно взятыми на себя обязательствами. Это абстрактные понятия, их невозможно пощупать, они не даются нам извне в готовом виде, одинаково воспринимаемые большинством. Каждому приходится формировать эти понятия для себя самостоятельно, насыщать их смыслами.

Л.С.Выготский, изучая формирование абстрактных понятий, выделил несколько стадий их формирования. Высшая стадия — истинные понятия — надситуативна, т.е. мы понимаем, как будет проявляться тот или иной жизненный принцип или та или иная ценность в самых разных ситуациях. Именно это и дает нам возможность действовать в соответствии со своими ценностями, в каких бы обстоятельствах мы ни оказывались. Но до этой стадии формирования понятий нужно добраться, и здесь нам крайне полезны письменные практики.

Стадия, предшествующая истинным понятиям — это псевдопонятие, понимание, привязанное к ситуации. Выготский приводит в пример мальчика, который в ответ на вопрос “что такое воля” отвечает: “Воля — это когда жарко, а я не пью воды”. Мы не знаем, понимает ли этот мальчик, что такое воля, когда холодно. Если в ответ на вопрос об определении абстрактного понятия мы слышим “это когда” — это явный признак того, что данное абстрактное понятие существует у этого человека сейчас на уровне псевдопонятия.

Чтобы перевести понятие с уровня псевдопонятия на уровень истинного понятия, нам нужно собрать несколько ситуативных примеров реализации, скажем, жизненного принципа или ценности в жизни человека, и дальше попросить его выделить общее, инвариант во всех этих историях. Подобный сбор примеров и анализ инварианта может быть опосредствован письменными практиками. 
 

Бывает, что на нас сваливаются обстоятельства, с которыми мы не в силах справиться, мы не готовы к ним и они для нас чересчур. Это травмирующие обстоятельства. Все мы разные, и способности справляться у нас тоже разные. Некоторые люди остаются с последствиями травмирующих обстоятельств надолго, и эти последствия существенно ограничивают их возможности.

В результате травмирующих обстоятельств мы можем чувствовать, что наша жизнь разорвана на “до” и “после” травмы, и так как раньше, мы жить не можем, а как жить дальше по-новому достаточно хорошо — не представляем себе. Нас могут преследовать мрачные мысли, тяжелые переживания, вторгающиеся воспоминания и ночные кошмары. Мы можем начать болеть и оказываемся в депрессии. Мы можем чувствовать себя беспомощными, потерявшими способность влиять на собственную жизнь, скованными, втиснутыми в какой-то тесный туннель, ведущий в тупик. Мы теряем ощущение внутренней просторности, комфортности нашего внутреннего мира, маневренности; нам трудно задействовать воображение и творчески мыслить.

Но человек никогда не является только жертвой обстоятельств. Мы всегда что-то делаем в ответ на травмирующие обстоятельства, пытаемся справиться с ними и ограничить их влияние. Многие эти попытки остаются невидимыми даже для нас самих. 

Для того, чтобы справиться с последствиями травмирующих обстоятельств в нашей жизни, есть много способов, и большинство их связаны с укреплением так называемых альтернативных территорий идентичности, с опорой на ценности, сильные стороны, умения и опыт человека. Важно бывает выразить глубочайшие переживания и сокровенные мысли, связанные с травмирующими обстоятельствами и их воздействием, и создать описание с обеих сторон (т.е. не только то, что делали со мной, но и что я делала в ответ, пусть даже это было незаметно). Также важно встроить эти переживания в историю жизни человека как эпизод, имеющий начало, середину и конец. Важно противостоять притеснению и замалчиванию, загоняющему пострадавшего человека в изоляцию. Важно искать и создавать новые проекты идентичности — и сообщества, которые будут их поддерживать.

Выражение переживаний словами на письме меняет наш опыт и помогает преобразовать последствия травмирующих событий в нечто, дающее возможность жить полной жизнью и отстаивать значимые ценности.

Переосмысление отношения к себе, к людям и миру также создает так называемую “подготовленность” — усиливает нашу гибкую устойчивость, укрепляет жизнестойкость, так что последующие потенциально травмирующие обстоятельства уже не влияют на нас настолько пагубно. 
 

Вы наверняка видели, как в разговоре человек, затрудняясь подобрать точное слово, чтобы выразить то, что хочет, делает какой-то жест руками, что-то выражает мимически, и собеседники догадываются о том, что он хочет сказать, и подсказывают ему слово. Мы видим, что смысл, который хочется донести, существует первично в до-вербальной форме, как “чувственное ощущение” (по словам Ю.Джендлина), или “чувственно переживаемый смысл”.

Всякий раз, когда мы не только воспроизводим что-то уже известное и привычное, но оказываемся на границе этого знакомого — и того нового, что возможно знать, мы встречаемся с задачей перевода этих довербальных чувственно переживаемых смыслов в слова, понятные в первую очередь нам самим, т.е. в персональную систему символов. Это творческая задача, крайне важная в учении и в любом периоде лиминальности, и письменные практики оказываются основным модусом ее решения. Дальше, если мы хотим поделиться нашими находками и инсайтами с другими людьми, нам приходится решать задачу перевода смысла из персональной системы символов, понятной только нам, в конвенциональную систему символов, понятную и другим людям (…и это, как раз, уже не просто письменные, но писательские практики). 
 

Когда у нас появляется внутренняя речь, речь, обращенная к себе, в тот же момент наше сознание перестает быть монолитным и становится полифоничным. То есть “всю сознательную жизнь” мы живем, представляя собой “внутреннее сообщество”, в котором тот или иной голос время от времени “хватает микрофон”, создавая впечатление, как будто мы — единая цельная личность.

Но часто очень легко заметить, что это не так, особенно когда “в товарищах согласья нет” и мы наблюдаем внутренний конфликт. Очень часто эти внутренние разногласия, “поляризационные пляски” и мешают нам принимать решения и действовать в соответствии с собственными ценностями (…чьи это ценности? какой части?). Многие наши психологические проблемы могут быть поняты как результат изгнания “раненых частей” и радикальных мер, принимаемых нашими частями-защитниками, чтобы уберечь эти раненые части — и всю систему — от страдания. 

Одна из целей личностного развития и психотерапии — способствовать развитию и укреплению внутренней цельности. Согласно допущениям терапии внутренних семейных систем Р.Шварца (IFS), достигается это за счет распознавания и принимающего, внимательного, сочувствующего выслушивания каждой из частей, восстановления ее истории, ее потребностей и ценностей, и налаживания гармоничной коммуникации между разными частями под благожелательным присмотром Самости (или Self). Такое распознавание, выслушивание и налаживание коммуникации вполне может быть реализовано письменно. 
 

Выражение переживаний словами на письме меняет наш опыт

Читать далее:

В чем специфика письменных практик?

Как работают письменные практики?

Почему может быть важно сделать письмо регулярной практикой?

Как не навредить себе при помощи письменных практик?

Как настроиться на письменные практики?

Что такое рефлексивный отклик?

Как помогающие специалисты могут использовать письменные практики в работе с людьми?

Как помогающие специалисты могут использовать письменные практики для самих себя?